Уже ранние литературные памятники, как "Кодзики" ("Записи деяний древности", 712), поэтическая антология "Манъёсю" ("Собрание мириад листьев", 758), позволяют судить об эстетических взглядах японцев. В "Манъёсю" собраны безымянные и авторские стихотворения многих веков. Сочинение стихов не было занятием только поэтов, сочинять умели все. Сочинять песню значило иногда почти то же, что произносить молитву. Она охраняла урожай, оберегала жизнь, сохраняла благополучие. Котодама - вера в силу души слова, в магию слова, - одно из основных верований того времени. Поэтому-то японцы привыкли поклоняться не сверхприродному существу, а самой природе, душевно сосредотачиваться на ней. Они с самого начала искали истину (макото) в том, что их окружает. Стремление к макото определило направление эстетических поисков. Макото всегда лежала в основе японской литературы, начиная с периода Нара. Это корень, из которого выросли и "Кодзики" и "Манъёсю". В "Записях деяний древности", целью которых было выстраивание исторической истины, народные песни вложены в уста божественных предков. Рассказ об их деяниях - универсальный язык описания прошлого, и их песни - тоже ипостась истины (макото).
Стихи "Манъёсю" отразили этап непосредственного переживания мира. Прекрасно, с точки зрения "Манъёсю", все, сама жизнь - все, что видишь и слышишь. Нет избирательности, есть ощущение открытия мира и восторга перед ним. Красота "Манъёсю" безусловна - красиво все, как есть. Истина представлена в чистом виде - все правда, что видишь и слышишь. Нет желания осмыслить мир, есть желание восторгаться им. Земное и есть божественное. Всё способно вызвать восторг - природа, любовь, люди, обычаи.
В "Манъёсю" двадцать книг-свитков. Тематически стихи разделяются на "дзока" ("разные песни"), песни о странствиях, об охоте, о встрече или разлуке с любимой; "сомон" (любовные "песни-переклички"), "банка". Есть циклы песен о дожде, о луне, о реках, облаках, о цветах и травах или песни, рассказывающие "о том, что лежит на сердце". Организующий принцип поэзии, обусловивший структуру памятника, - следование природному ритму: смене четырёх времен года. "Манъёсю" позволяет судить о том, что волновало тогда японцев. О буддизме напоминает идея бренности всего земного, о даосизме - поиски бессмертия, о конфуцианстве - уважение к предкам, о синтоизме - культ природы, ощущение одухотворенности мира. "Манъёсю" задала тон последующей поэзии, предложила метрическую систему японского стихосложения (закон чередования пяти- и семисложных стихов. Японские стихи не рифмуются). Уже в стихах "Манъёсю" даёт себя знать стремление к целостности, завершенности отдельного. В антологии указаны основные поэтические формы в зависимости от количества стихов: нагаута ("длинная песня") с неопределенным количеством пяти- и семисложных стихов, сэдока ("песни гребцов") - шестистишия, построенные по схеме 5-7-7-5-7-7. Предпочтение отдается форме танка("короткой песне"), дискретному поэтическому целому, стянутому к собственному центру, микромиру в 31 слог, образуемому чередованием слов в 5-7-5-7-7 слогов. В антологии танка представлены как отдельные стихотворения или как каэси-ута - как своего рода "посылка", эмоциональный эпилог длинной песни. Длинная песня может быть лирической, может быть сюжетной балладой.
Наиболее древними считаются песни любви. Они возникли во время земледельческих праздников и связанных с ними народных игрищ. Иногда происходила своего рода перекличка песнями, связанными с обрядами сватовства и свадьбы. Даже в патриархальные времена в Японии оставались в силе некоторые обычаи матриархата (главным божеством страны была солнечная дева). К таким пережиткам относился брак "цумадои", когда муж и жена жили отдельно и муж навещал жену в доме её родителей. Во время некоторых празднеств, согласно древнему обычаю, брачные союзы считались недействительными. Песни на эти темы придают любовной японской поэзии особый характер. Долгие времена женщина была так же свободна в изъявлении чувств, как и мужчина.
У японской песни обостренный слух и зоркий взгляд. Поэт слышит шорох платья жены, которую нужно покинуть, уходя в дальний путь, видит, как меж крыльев гусей, летящих под облаками, скользнул на землю белый иней. Для песни характерно напряженное чувство, требующее немедленного разрешения. Она ещё не знает трагических коллизий. В плачах по умершим - скорее глубокая печаль разлуки, чем неисходная скорбь.
"Манъёсю" послужила источником не только тем и сюжетов для поэзии, прозы и драмы, но и дала образцы поэтических приёмов, таких, как энго ("родственные слова", ассоциативная связь, использование перекликающихся образов), дзё (поэтическое введение), какэкотоба (употребление слов с двойным смыслом, игра на омонимах) или макура-котоба ("слово-изголовье"), которое трактуется обычно как постоянно повторяющийся эпитет. Но если мир - процесс непрерывного становления, перехода одной формы в другую, то возможность точного повтора исключалась в принципе. Макура-котоба по-своему иллюстрирует недуальную модель мира: единство покоя - движения, неизменного - изменчивого выполняет в "Манъёсю" функцию, близкую той, которую выполняют застывшие позы - "ката" или паузы "ма" в японском театре. "Использование этого приема связано с серьёзным различием между японским исполнительским искусством и западноевропейским актёрским исполнением. Сердцевиной японского исполнительского искусства являются так называемые ма (паузы). К этому понятию паузы близко подходит то, что в японском искусстве называется кокю (унисон, сопереживание) или ёхаку (оставленное незаполненным пространство, белое пятно). Это можно было бы даже назвать проявлением сущности национальной специфики… Эта пауза выражает физиологическое осознание красоты в японском искусстве… Именно через эти паузы происходит общение между актёрами и зрителями" . Говоря словами Лао-цзы, "покой есть главное в движении". Только в пустоте, в покое, в промежутке рождается связь между искусством и зрителем. Одновременно с этим Ничто не должно стоять на месте, чтобы не прийти в противоречие с мировым ритмом. Остановка, прерывность любого рода нарушает всеобщую текучесть вещей. Будь то слово или приём, они воспринимались как мгновенные проявления изначальной сущности, Дао. Если вводится новый поэтический приём, он должен быть уравновешен старым. Так утверждался принцип единства разного, неизменного - изменчивого, старого - нового, поэзии - прозы, прекрасного - безобразного. Только тогда возможно совершенство, когда эти начала взаимоуравновешены.
